К сожалению, у меня нет возможности познакомиться с работами исследователей творчества Оскара Уайлда, поэтому я не знаю, говорил ли кто-нибудь когда-нибудь о том, о чём собираюсь сказать я. Это открытие, а для меня это открытие, я сделала после неоднократного прочтения рассказа «Кентервильское привидение».
Обратившись очередной раз к тексту, вдруг ясно увидела многократно повторяющийся приём, который я бы определила формулой «много плюс один». При этом я намерена считать, что всё, что больше одного – много.

When Mr. Hiram B. Otis, the American Minister, bought Canterville Chase, every one told him he was doing a very foolish thing, as there was no doubt at all that the place was haunted . Indeed, Lord Canterville himself, who was a man of the most punctilious honour, had felt it his duty to mention the fact to Mr. Otis when they came to discuss terms.
Большое количество людей говорило мистеру Отису, что безрассудно покупать дом с привидением, и только один лорд Кентервиль «удостоен чести» быть названным по имени.

…and I feel bound to tell you, Mr. Otis, that the ghost has been seen by several living members of my family, as well as by the rector of the parish, the Rev. Augustus Dampier, who is a Fellow of King's College, Cambridge.
Рядом со многими здравствующими членами семьи Кентервилей стоит один приходский священник.

"My Lord," answered the Minister, "I will take the furniture and the ghost at a valuation… – вся мебель и одно привидение.

Если в приведённых примерах «один» идёт в конце смысловой группы и тем подчёркивается его значимость, то при перечислении детей мистера Отиса единственная девочка среди трёх мальчиков не является ни старшей, ни младшей, и упоминается второй, как бы по старшинству. Именно этой единственной в семье девочке предстоит сделать главный шаг, но пока об этом читатель не должен догадываться.
…Her eldest son, christened Washington… Miss Virginia E. Otis was a little girl of fifteen… After Virginia came the twins…
Хотя Уайлд и далее будет выделять Вирджинию среди прочих, как бы намекая на ее роль в истории с привидением, но эти намёки так трудно разгадать, не зная конца рассказа.

А вот тот же приём, но в зеркальном отражении:
As they entered the avenue of Canterville Chase, however, the sky became suddenly overcast with clouds, a curious stillness seemed to hold the atmosphere, a great flight of rooks passed silently over their heads, and, before they reached the house, some big drops of rain had fallen.
Небо, спокойствие, полёт (единственное число) – и капли (множественное число) дождя. Но: стилистическая особенность – самая важная информация в конце предложения. Ещё не дождь, а только его начало. Ещё не само приключение, а только его начало…
Синтаксическая особенность – бессоюзие между первыми тремя простыми предложениями и наличие союза and между этой группой и последним предложением – создают схему «много и один» уже на уровне построения предложения. При этом инверсией – придаточным предложением перед главным – «один» еще далее отодвигается от «много».
Видимо, не случайно, вспоминая как-то этот отрывок по памяти, я вспомнила из него только каплю дождя. Не капли, а каплю. В моём восприятии они отложились в единственном числе.

Я не возьмусь утверждать, что приём «много плюс один» Уайлд применяет осознанно и целенаправленно. Возможно, это именно особенность его восприятия мира. Тот, кто пишет, знает, сколь многое возникает именно на подсознательном уровне.

Suddenly Mrs. Otis caught sight of a dull red stain on the floor just by the fireplace…
Почему только одно пятно, а не пятна? Чтобы обозначить место убийства, достаточно одного. Вот эта достаточность одного человека, одного предмета, одного явления прослеживается пусть не очень часто, но по всему тексту, начиная с заголовка рассказа – «The Canterville Ghost». Вспомним и другие знаковые (хотя есть ли у него незнаковые!) произведения Уайлда – «The Picture of Dorian Grey», «Lord Arthur Savile’s crime»…
The conversation in no way turned upon ghosts, so there were not even those primary conditions of receptive expectation which so often precede the presentation of psychical phenomena . The subjects discussed, as I have since learned from Mr. Otis, were merely such a form the ordinary conversation of cultured Americans of the better class, such as the immense superiority of Miss Fanny Davenport over Sara Bernhardt as an actress; the difficulty of obtaining green corn, buckwheat cakes, and hominy, even in the best English houses; the importance of Boston in the development of the world-soul; the advantages of the baggage check system in railway travelling; and the sweetness of the New York accent as compared to the London drawl. No mention at all was made of the supernatural, nor was Sir Simon de Canterville alluded to in any way.
В данном отрывке схема выглядит так: (один плюс) много плюс один. И это «кольцо», когда одна и та же мысль, пусть выраженная разными словами, находится в начале и в конце смыслового отрывка, вдвойне усиливает важность этой мысли.
Уайлд любит длинные предложения со многими придаточными и (или) однородными членами. Мы это видим и по приведённому выше отрывку. Но это тема отдельного исследования. В данном случае нам важно то, что, заметив (в начале смыслового отрывка): о привидениях не говорили, затем погрузив читателя в разговоры семьи, и когда читатель уже и сам забыл про привидение, Уайлд вновь делает упор на том, что о привидении, которое, по логике событий, одно только и должно было волновать американцев, не упоминали.
Почему не упоминали? Потому что «The subjects discussed…, were merely such a form the ordinary conversation of cultured Americans of the better class», а привидение – это вовсе не тема для разговора культурных американцев из высшего общества.
Как всегда, здесь приём «много плюс один» позволяет автору решать задачу донесения до читателя своих глубинных мыслей, чувств, в данном случае – тонкой иронии. Хотя для этого у Уайлда есть и другие средства.
These kaleidoscopic changes naturally amused the party (сторона в сражении) very much, and bets on the subject were freely made every evening. The only person who did not enter into the joke was little Virginia, who, for some unexplained reason, was always a good deal distressed at the sight of the blood-stain, and very nearly cried the morning it was emerald-green.
В данном случае писатель прямо выделяет «The only person» из «the party»

The second appearance of the ghost was on Sunday night. .. The twins, having brought their pea-shooters with them, at once discharged two pellets on him, with that accuracy of aim which can only be attained by long and careful practice on a writing-master, while the United States Minister covered him with his revolver… Mrs. Otis came out in a light blue dressing-gown. "I am afraid you are far from well," she said, " and have brought you a bottle of Dr. Dobell's tincture .
Схема имеет вид «много (плюс один)» – Вирджиния в этой сцене не появляется. И её отсутствие очень выразительно. Я задаю вопрос себе и автору: а где девочка? При этом мне и в голову не приходит спросить, где Washington.

The vulgarity of the twins, and the gross materialism of Mrs. Otis, were naturally extremely annoying, but what really distressed him most was, that he had been unable to wear the suite of mail. (Сущ + сущ - глагол).
Двум абстрактным существительным «вульгарность» и «материализм», абстрактность которых расширяет их значения и придаёт им неограниченный объём (много), противопоставляется краткость невозможности выполнить одно-единственное действие – надеть доспехи (один).

For some days after this he was extremely ill, and hardly stirred out of his room at all, except to keep the blood-stain in proper repair.
Привидение не может выхолить из комнаты и совершать обычные действия (много), но восстановить пятно (один) – это дело чести. И это противопоставление усиливается эмфатическими extremely ill и except.

The owl beat against the window panes, the raven croaked from the old yew-tree, and the wind wandered moaning round the house like a lost soul; but the Otis family slept unconscious of their doom, and high above the rain and storm he could hear the steady snoring of the Minister for the United States.
Бьётся сова, каркает ворон, блуждает ветер, дождь, буря (много) – и надо всем этим безмятежный храп (один) господина Отиса.

Неоднократно Уайлд приводит воспоминания привидения о его жертвах. Они занимают страницы. Их много – жертв, но привидение, одно, оказывается сильнее многих. Это тоже входит в схему «много плюс один».

Подобные примеры можно продолжить, но я полагаю, что и приведённых вполне достаточно для понимания моего «открытия». Только давайте посмотрим, как заканчивается рассказ:

"Please don't ask me, Cecil, I cannot tell you. Poor Sir Simon! I owe him a great deal. Yes, don't laugh, Cecil, I really do. He made me see what Life is, and what Death signifies, and why Love is stronger than both."
The Duke rose and kisses his wife lovingly. "You can have your secret as long as I have your heart," he murmured.
"You have always had that, Cecil."
"And you will tell our children some day, won't you?"
Virginia blushed.

Жизнь. Смерть. И Любовь, которая сильнее первых двух. Много и один. И один гораздо больше, чем много.
В своём повествовании, я имею ввиду авторскую речь, Уайлд нигде не употребляет the Present Indefinite Tense.Употребление этого времени означало бы приглашение читателю как бы встать рядом с автором и стать свидетелем описываемых событий. Но писателю не нужны даже такие «соавторы», ему не нужна поддержка других лиц. Он один справился со своей задачей, и подарил миру шедевр