Накануне

- Представляешь, Володя, на днях проехал через Лубянку, на Политехническом – мешок, чехол какой-то тряпичный, все видимо, в Москве думают, что там – ремонт, ничего не работает…
- Ну, так афиши же в городе!
- Какие афиши? Устроители пошли по обычной схеме, как я знаю. Минимум рекламы – все должны помнить, что ежегодно, в свой день рождения я – в Политехе.
- Так эти «все» вам и так каждый год чуть музей не разваливают. На Лубянке – столпотворение. Сам в прошлом году - чуть без пуговиц остался. Остряки говорят, это именно из-за Евтушенко и его поклонников, ежегодно, штурмующих Политехнический, за его стены, целый век не видевшие ремонта, наконец, взялись…




Так, или примерно мы так говорили о предстоящем традиционном («рождественском» - в честь дня рождения) вечере с нашим классиком, настоящим, великим поэтом всея Руси (певцов гламура, господ «резников» иже с ним, почему-то именуемыми так в попсовых телепрограммах – просьба не беспокоиться) Говорили, когда мотались, прыгая на несметном количестве «лежащих полицейских» на моем верном, видавшем виды «буммере» по узким однорядным дорогам Переделкина. Объезжали дома коллег-писателей, стучали в калитки и ворота, давили кнопки домофонов, чтобы собрать подписи под коллективным письмом, адресованном сильно «тормозящему» руководству ФУГП «Почта России», которое вопреки логике и разуму, закрыло, обслуживавшее поселок писателей, почтовое отделение.
- Евгений Александрович, дорогой, поберегли бы себя для более высокого, ну, не обязательно под письмом ведь нужен автограф самого «подписанта», можно же просто – позвонить, пересказать текст и заручиться его подписью. Помните, когда ныне уже пойманные и отправленные в места не столь отдаленные подонки, осквернили на Ваганьковском могилу моего и вашего друга - композитора Володи Мигули и милиция особо не шевелилась, чтобы их поймать. Ночью, узнавшая об этом, вся в слезах, мне позвонила вдова Володи - Марина Мигуля. Я в течение нескольких часов тут же обзвонил многих видных деятелей культуры, всех, кого разыскал на этот момент в Москве, в том числе – и вас, буквально поймав в студии «Маяка» на записи интервью. Рассказал тогда об этой беде и о хамстве милиционеров, футболивших Марину по кругу. После того, как главная городская газете «Московская правда» напечатала письмо, дошедшее через нее до руководства Москвы, милицейские начальники, сразу зашевелили лампасами и в течение суток барельеф Володи был найден в скупке цветметалла, на Пресне, неподалеку от местного УВД, а вандалы были пойманы.
- Эх… Володя… Мне и смешно и одновременно стыдно тебе об этом говорить – у нас в придачу к отключениям из-за несвоевременно поступающих телефонных счетов по причине бездействия почты, еще и кабель телефонный кто-то украл.
- ?
- Залезли в люк и вырвали, оставив уже теперь по этой причине, добрую половину Переделкина без телефонов. Связисты говорят – у нас нет средств на замену дорогостоящих коммуникаций из цветных металлов, сами виноваты, что не уследили за кабелем, которым пользуетесь. А поскольку номера «мобильников» у меня не записаны, все по привычке старые – городские, которыми пользовались десятки лет, вот и не дозвонишься теперь никому.
- Да, тоже, видимо в скупках металла окрестных искать надо…
- А вот если человек, к примеру, пользуется услугами метро, исправно оплачивая все дорожающий проезд, он что - сам в нем и за сохранность рельсов отвечать должен, как думаешь? Их же «сборщики металлолома» тоже в скупку оттащить могут.
Что было ответить любимому многими поколениями людей поистине - великому поэту, по творчеству которого писал диплом на журфаке МГУ в далеком 1977 году, едва сам не «спалившись» на защите из-за тогдашней его опалы?


Переделкинские беседы

Евгений Александрович Евтушенко, вопреки всем державным дуракам, пытавшимся посадить его на короткий поводок, как многих других его коллег в то время, стал и лауреатом Государственной премии СССР, и академиком Американской и Европейской академий литературы и искусств. Можно сказать и по-другому - поэтом, которого сегодня знает и читает весь мир. Очень хотелось невозможного - выбрав время в его бешенном рабочем графике, все же сесть у диктофона и поговорить обо всем том, что он видит нового у нас, приезжая из-за океана, где преподает русскую литературу и кинематограф в университете. Теперь
уже - и в качестве номинанта на Нобелевскую премию в области литературы 2008 г. Но в конце-концов, проведя с ним счастливые, незабываемые часы, понял, что просто физически не удастся –вырвать самого любимого и читаемого поэта отечества из карусели неотложных дел и бесконечных встреч, чтоб усесться у диктофона хотя бы на час. К тому же, в эти дни много говорили не только о текущих делах, касались и всего того, о чем, собственно, и собирался делать интервью. Потом, посканировав интернет и полистав последнюю прессу, понял, что Евгений Александрович и так в эти дни раздал множество интервью, в том числе, из-за
В музее Б. Окуджавы
отсутствия времени – по телефону. А вот так, по нескольку часов подряд в Переделкине, у друзей-писателей и за обеденным столом у него на даче, вряд ли кому-то сейчас посчастливилось побывать. Поэтому, стандартные интервью по привычной схеме «вопрос-ответ», которых немало появилось в эти юбилейные дни на полосах наших и зарубежных изданий, вряд ли сравнимы с нашим неторопливым, спокойным разговором.
У Евтушенко, как я открыл для себя, помимо всех неоднократно описанных качеств, есть одно – потрясающее: чуть прищурив из-под белесой челки свои небесно-голубые, прямо - с иконы Рублева, глаза, он умеет очень внимательно, напряженно слушать, лишь изредка уточняя какие-то детали. Ну, а уж как сам умеет говорить, читать стихи свои и чужие – давно известно миллионам. Вот есть они все же, хоть и большая редкость сейчас - такие люди, которых очень хочется слушать и которым очень хочется рассказывать. Говорить, буквально, обо всем – от того, что пришлось пережить России после беловежского сговора (а именно таковым он считает «междусобойчик» трех партфункционеров, мечтавших о личных самолетах и высоких креслах, тайком, по-воровски лишивших всех нас нашей общей Родины) до самых мимолетных его реплик, по поводу того, что мы видели вместе. К примеру, когда искали дорогу к даче Андрея Вознесенского и спросили, приняв за местных - как к нему быстрее проехать, у тинейджеров, лет 13-15, сидевших в тени с банками кока-колы.
- А кто это такой? - был ответ.
- А вот здесь, рядом музеи Окуджавы, Корнея Чуковского и Бориса Пастернака. Были там?
- А чё там показывают?
- Ну, а кто со мной рядом сидит – знаете, - не успокаивался я.
- Слушай, дядя, чё докопался?
Я, честно признаться, сильно «обрадовался».
- Потеряли мы поколение, Евгений Александрович. Слышали, говорят друг другу, когда «стрелу набивают» на Пушкинской – «Приходи к памятнику мужику, что напротив «Макдональда»…
- Да ничего страшного, Володя, - рассмеялся Евтушенко. Что ты их уж так? Ничего мы не потеряли. Мы ж тоже – не ангелы с книгой под крылом были. Не могут они, как те, кому сейчас за «полтинник» протаптывать в переделкинские музеи бесконечные тропинки. Другие у них, сильно влекущие раздражители сейчас. Чатятся в интернете с девчонками, это ж больше сейчас завлекает, что естественно и понятно. Со скоростью, ни в какие сравнения не идущей с нашими темпами обретения разума через библиотечные полки, жадно впитывают через всемирную паутину и не меньше – благодаря «телеящику» то, что им усиленно подсовывают взрослые дяди и тети, регулирующие качество того, что валится на их неокрепшие мозги.



О песне нашей…

Знаешь, я побывал, наконец, на Грушинском фестивале, куда меня давно звали. Так вот, там, в самых простецких, буквально, фронтовых условиях собирается население целого города – никак не меньше 100 тысяч человек, правда, поделенных организаторами сейчас из-за своих финансовых разборок на два лагеря. Это оскорбляет, могу сказать, саму идею этого нашего главного форума бардовской песни, призванного объединять людей вокруг всего прекрасного и разумного, коей всегда была, к счастью осталась и сегодня, авторская песня в лучших ее образцах. Знаешь, у нее, несмотря на навал вездесущей настырной попсы и так называемого «шансона», какая-то собственная, не поддающаяся мутации, иммунная система и способность к самоочищению. Ну, просто не пролезает в нее, подобно грязным стокам, губящим целые реки, гуляющая сейчас по всей России, скудоумная пошлость, не удается ей, несмотря на все усилия и свихнувшиеся на прибылях СМИ, вонзиться в бардовский мир! Ты бы видел лица людей, в том числе и молодых ребят, и даже - детей, когда они в самых разных местах, на Федоровских лугах слушали и пели, наряду с другими замечательными песнями, не только «Сережку ольховую», но и песни на мои новые стихи, что для меня было, не скрою, очень приятно. Мне очень хочется задать вопрос тем, кто рулит нынче нашим телевидением, его музыкальной, культурной составляющими – неужели не достойно их вельможного внимание событие, способное собрать 100 тысяч человек из всех уголков огромной России? Сколько можно елозить камерами по этим пошлым, практически не отличающимся друг от друга «звездным» поп-тусовкам, преподнося это и всем нам, и за рубежом, как современное музыкальное искусство России, ее нынешнюю культуру? Как можно в таких объемах сливать в эфир то, что вообще к культуре не имеет никакого отношения - по определению? У нас же блатные песни под видом «шансона» несутся из радиол каждой второй машины. Россия, ее история, конечно, всегда была и с тюрьмой, и с каторгой. И «Славное море, священный Байкал», и «Бежал бродяга с Сахалина», и многие другие песни про этот «зарешоточный» мир, его легенды, прошедшие через века, конечно же, неотрывная часть нашей жизни. Так там все равно то, что призвано вызывать сострадание, раздумья. И этот пласт из истории страны, где сидели миллионы, не выкинешь и из ее культуры. Но то, что легализовалось и вовсю наступает и со сцен сотен концертных залов и даже – Кремлевского дворца, в эфирах радио и телевидения под названием «шансон» - абсолютно никакого отношения не имеет к этому французскому слову. Мне трудно себе вообразить, чтобы поистине - великие мастера этого жанра Ив Монтан, Жак Брель, Жильбер Беко или Шарль Азнавур, подобно какому-нибудь нашему нынешнему Грише Тамбовскому пафосно пели о каком-то неудачном «гоп-стопе» молодого французского «правильного пацана», которого несправедливо посадили «неправильные французские менты». Многие более-менее мыслящие люди, как мне сказали, сегодня вообще телевизор смотреть перестали и детям не разрешают. Чтоб хоть как-то защититься от этой воинствующей пошлости, перемежающейся с бесконечными «Фабриками», «Домами» и прочим ужасом с его быто-физиологическими подробностями. А ведь телевидение, если им по-человечески пользоваться – мощнейший проводник разумного, доброго, вечного… Вспомни, какие были передачи на литдраме! Ираклий Андроников, Дмитрий Лихачев нас уму разуму учили и любви к отчизне нашей и ее литературе, а не блатные, трансвеститы, «сердючки» и пр. попсовый ширпотреб из раскрашенной фольги… Про рекламу - настырную и убогую, эти бесконечные «прокладки», рвущую беззастенчиво на куски не только телесериалы, но и великие фильмы прошлых лет , являющиеся нашим национальным достоянием, вообще говорить не приходится. Так о чем они думают, наши телекомандиры? У них же тоже есть дети, которые смотрят по телевизору плоды их стараний!
- Ну, есть же общественные наблюдательные советы на телеканалах, прочие инструменты воздействия на тех, кто формирует эфирную политику. Может быть, и вам с вашим авторитетом стоит включиться в их работу, чтоб как-то влиять на алчных и бессовестных телебоссов?
– Я, как ты знаешь, большую часть года, физически - вне в России, нахожусь за океаном. Мое время здесь – каникулы в университете, на которые я могу расстаться со своими студентами. Хотелось бы верить, что теледеятели, о которых мы говорим, все же когда-то брали в руки мои книжки. Я только так могу выполнять свою общественную функцию. Но, боюсь, судя по тому, что творится в эфире – у них вряд ли руки доходили. А сам в начальники никогда не метил, не стремился. Не мое это. Мое дело – письменный стол, стихи, литература и преподавание. Собственная же история «хождения в начальники», о которой Евгений Александрович рассказывал во время обеда, обернулась для всей литературной общественности и, в особенности, для ее «генералитета», массой неразрешимых загадок.
- Я, когда встал вопрос о моем секретарствовании в СП, выдвинул два условия.
Первое – чтобы у меня было, как минимум три полновластных коллеги, способных заменить меня на время зарубежных поездок. Второе – я отказываюсь от всего, полагавшегося тогда во времена тотального дефицита, «VIP-набора», как то: персональная «Волга», правительственная связь - «вертушка», доступ к «кормушке» - магазинам и спецраспределителям, кремлевской поликлинике, ЦКБ и т.д. Даже – положенная по статусу госдача мне не нужна. Была уже своя, здесь в Переделкине, собранная по бревнышку.
И знаешь, Володя, что больше всего начало интересовать многих коллег в моей работе на этом посту? Нет, не новые планы Союза писателей, не то, что мы собираемся менять в жизни нашей многонациональной литературы.
- «Зачем он тогда занял это кресло?!». Вот что терзало, покоя лишало. Прям - мозги вывихнули: то, о чем может быть, всю жизнь люди мечтают – ему не нужно! Это – как? Слишком богатый? Много печатается, издается, гонорары в валюте - чемоданами? Больше всех по заграницам катается? Навез всего оттуда?
Да, навез. Такого богатства, с которым не расстаюсь, которым горжусь по сей день. Книги и авторские картины знаменитых и ныне уже - великих друзей, сувениры из самых дальних «африк», но не лимузины, арабских скакунов и многокаратные перстни, как казалось некоторым в их горячечном воображении.
- Да беспощадный вы человек, Евгений Александрович. Людей бы пожалели… Так ведь и умом можно было тронуться, - отвечал я, хохоча вместе с женой поэта - Машей …
- А Войнович в своей знаменитой «Шапке», знаешь, практически, ничего не придумывал. В век «задних крылец» и «подвалов-распределителей» так оно и было. И инженеры человеческих душ тоже не могли вырваться из тенет той жизни, определявшейся тотальным дефицитом и умением что-то «достать» - главным тогдашним движителем общественных отношений. Многое из этого, конечно, мутировав, перебралось на подошвах наших ботинок и в нынешний век…



«Топиловка», «Последняя попытка стать счастливым…» и юбилейный вечер.

В том, что Евгений Евтушенко, не только большой поэт, но еще и человек, вкусу которого могут позавидовать многие наши нынешние режиссеры массовых эстрадных и прочих представлений, я убедился в очередной раз на самом вечере в легендарном зале Политехнического, программа которого до поры до времени, понятно, держалась в тайне. Конечно же, самым главным на вечере были стихи мэтра. И начал он свое выступление не с первых своих стихов из «Советского спорта», а с последнего своего стихотворения «Топиловка», написанного, буквально, за сутки до этого. И с особой гордостью и благодарностью, зная, что он увидит эти строки, могу признаться, что мне довелось услышать эти стихи по телефону из уст Евгения Александровича - вторым после первейшего и главнейшего слушателя и критика – ясноглазой красавицы, жены Маши, вот уже 22 года - первослышащей его новые строки. Те, которые потом становятся известны и любимы в самых отдаленных уголках огромного мира. Начиная, наверное, с того самого, посвященного своей карельской музе стиха «Последняя попытка быть счастливым»… Об этой книге можно рассказывать очень много. Лучше, конечно, самому взять ее в руки и провести незабываемые вечера над ней. Нежной, пронзительно исповедальной, Секрет в том, что, несмотря на стихи, уже выходившие в других сборниках, они осенены и освещены огромной любовью к человеку, которому может по-женски завидовать вся прекрасная половина человечества – Маше Евтушенко. Потому что ТАК о любви к женщине со времен Петрарки, наверное, мало кто писал. В том, видимо, и есть главный секрет книги «Карелия мне подарила Машу…»
Из-за традиционного переаншлага в легендарном, но не таком уж большом по нынешним «стадионным» меркам, зале, часть гостей заняла места на сцене. Здесь были и коллеги по литературному цеху, и участники оперы по стихам Е. Евтушенко на музыку Г.Мая «Идут белые снеги», и художники из Симферополя, специально приехавшие на этот вечер из Крыма. Посчастливилось и мне быть в числе этих «сценических» гостей. И это давало прекрасную возможность, сидя лицом к залу, постоянно видеть лица зрителей, наблюдать их эмоции, реакцию на происходящее на сцене, И ведь в чем фономен, - думалось мне. Среди этих людей, наверняка, множество из тех, кто ежегодно приходит к Евтушенко в Политех 18 июля при любой погоде и не в первый, и не во второй, и даже - не в третий раз. Большинство из самых любимых стихов звучали под этими сводами уже многократно. А вот магия этого действа под названием – поэзия Евтушенко остается неисчерпаемой. А значит - и нужной нам И снова – Политех трещал по швам…
всем. Как и в оттепельные 60-е, застойно-стабильные 70-80-е, штормовые 90-е, не получившие еще своего определения, двухтысячные… Годы нового века, новой эры, нового общественного строя с его новыми рыночными ценностями. Вот и идут сюда, чтоб услышать ответы на все эти непростые вопросы. Не только потому, что «Поэт в России – больше, чем поэт», многажды повторенное даже теми, кто никогда не имел отношения ни к литературе, ни к поэзии. Мнения и поучения в том или ином виде транслируемые СМИ, как это принято сейчас, формируются и несут в себе первостепенную и основную задачу – служить интересам той или иной групповой формации, «тусовке» опять же, по-нынешнему выражаясь. А Евтушенко никогда и ни к какой «тусовке» не примыкал. Был, несмотря на все свои многомиллионные тиражи, человеком, со взглядами и позициями, не тиражируемыми в зависимости от времени, царящего на дворе. А вопросы о своей «Братской ГЭС», стихотворении «Коммунары не будут рабам», от которых никогда не отказывался, не были заказными панегириками о грандиозных свершениях КПСС, они были о наших простых русских людях, что своими руками, зачастую кирками, лопатами и штыками оставили свой след и в нашей сегодняшней жизни. Плодами дел, которыми все мы пользуемся и по сей день, подчас, не очень помня об этих людях и не научившись быть благодарными им.
Может быть, в какой-то степени, не доданная эта благодарность, не только, как любимому поэту, но как человеку старшему поколению, задетому войной, в полной мере заслуженно пролилась в ладони Евгения Евтушенко в его юбилейный вечер.
На сцену, поочередно выходя к микрофону, люди, просто объяснялись в любви. Любви к поэзии и одному из ее самых знаменитых мастеров на земле. Татьяна и Сергей Никитины, так, как умеют только они одни, выдали премьеру песню на стихи Евтушенко – виртуозную подтекстовку знаменитого вальса, из к-ф «Берегись автомобиля» недавно ушедшего от нас Андрея Петрова. Композитор Г. Май, актеры Д. Харатьян и П. Смеян вернули всех в прекрасные минуты премьеры оперы «Идут белые снеги», сам мэтр с удовольствием не только читал свои стихи, но и вместе с друзьями – артистами «Геликон-опера» А. Покидченко и Е. Ионовой исполнял арии из знаменитых кальмановских оперетт, на которые ходил еще в голодные 50-е в сапогах и перешитых галифе на «галерку» со своим другом с литинститутских времен Фазилем Искандером. Были и выступления коллег. «Главное его открытие и радость последнего времени, по признанию самого Евгения Александровича - Инна Кабыш, написавшая стихотворение со строками, ставшими знаменитыми "Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет…", прочитала его и под сводами знаменитого зала. А Владимир Вишневский, в свойственной ему манере – «С присущей лишь поэту силой, ты убедил нас россиян - быть знаменитым – некрасиво, Россия – больше, чем Россия, раз ты – поэт ее всея!». Крымчане, с творческими вечерами у которых недавно побывал Евгений Евтушенко приехали с обратным визитом не с пустыми руками. Узнав, что поэт на переделкинской даче уже давно осуществляет свою давнюю мечту – создает картинную галерею, пусть «пока не Лувр, а по-деревенски скромную», как выразился сам «виновник», тонкий и давний ценитель живописи, художники Т. Шевченко и Ю. Чулочников привезли в подарок свои замечательные авторские работы, тут же представленные Евгением Александровичем, зрителям.
Но, кажется, поистине знаковым событием, стал первый, самостоятельный приход в Политехнический на традиционный вечер поэзии Евтушенко нашего нового министра культуры Александра Авдеева. Вступивший на эту должность после шестилетней работы в качестве Чрезвычайного и Полномочного посла РФ во Французской Республике, Александр Алексеевич, надо понимать, отнюдь не случайно без всякой помпы и охраны, оказался в зале, в рядах поклонников творчества поэта. Приятно осознавать, что новый министр, прежде всего сам – высококультурный и образованный человек, настоящий носитель русской культуры, как неоднократно отмечал президент Жак Ширак. И это не определяется только дипломом МГИМО, званием лауреата премии «Лучшие перья России» 1999 г. и дружбой с Морисом Дрюоном. Он свободно владеет французским, итальянским, английским и болгарским языками, на которых неоднократно издавались в переводах стихи Евтушенко. Поднявшись на сцену под одобрительные аплодисменты зала, министр искренне признался: «Знаете, дорогой Евгений Александрович, вы даже представить себе не можете, какие чувства я испытал сегодня, сидя, примерно, на том же месте в этом легендарном зале, где когда-то еще школьником, затаив дыхание, слушал и вас, и Ахмадуллину, и Окуджаву, и Вознесенского, и Рождественского… Счастлив, что я снова здесь, тем более, нахожусь на этой святой для меня сцене…»
- А как вам идея, Александр Алексеевич, вместо, донельзя надоевшей всем бездарной «попсы» из одних и тех же, постоянно мелькающих лиц, в новогоднюю ночь, хотя бы на канале «Культура» целиком показать Грушинский фестиваль? Уверяю вас, вся страна с радостью смотреть будет. Ведь там, действительно, в штормовках, кедах в палатках, у костров с гитарами сегодня собираются те, в ком сейчас так нуждается Россия и ее хромающая культура. Там, если хотите, со всей страной пытается говорить ее лучшая, интеллектуальная часть. Жаль, только, что их не слышат и этим замечательным людям приходиться говорить и петь только друг для друга. Телевидение наше ими не интересуется – не формат, так сказать. А, скажите, кто господам, сидящим в Останкине дал право говорить за весь народ, низводя его вкусы и привязанности к тому, что они производят? Может быть, и мы все очень надеемся на вас в этом деле – пора бы уже что-то, наконец, менять, чтобы, помимо сплошной низкопробной «развлекухи», телевидение, наконец-то, вспомнило и о своей просветительском назначении?
Под не менее горячие аплодисменты, чем при выходе на сцену, министр культуры России, пообещал национальному поэту, в силу своих новых полномочий и возможностей, наконец-то - взяться за национальную культуру и ее главный ретранслятор – телевидение. Об этом, при назначении на пост, кстати, как он сказал, был серьезный разговор с Президентом…
А уже, буквально, на следующий день – юбиляра снова ждал самолет и традиционная поездка на родину – станцию Зима, где создан музей знаменитого земляка. Там, как рассказал поэт, он был удостоен радости, которой не довелось испытать даже столь любимому им Пушкину. Получить букет от влюбленной в его поэзию женщины - директора музея Евгения Евтушенко.
Номинанта на Нобелевскую премию 2008 г. в области литературы, ждала Сибирь - Иркутск, Братск и нынешние поклонники его поэзии. Те самые, что, еще будучи детьми, сидели на руках родителей - строителей Братской ГЭС и были первыми слушателями стихов о ней. И пусть кто-то скажет, что не в этом - настоящее признание для поэта?

Владимир Попков
Переделкино, Москва,
июль 2008 г.