(Отклик)

В газете «Таганрогская правда» за 1 –7 ноября 2013 г. опубликована подборка стихов белорусских поэтов в переводе таганрогских авторов из литературных объединений «Чайка» и «НЛО». Предисловие к подборке написала Светлана Макарова-Гриценко, член Высшего творческого совета СП Белоруссии.
Сразу же хочется отметить хорошие стихи Татьяны Свириденко в переводе тёзки Татьяны Волокитиной «У памятника» и Тамары Крюченко в переводе Ольги Сафроновой «Диво-сила Беларуси».
В стихотворении Нины Шкляровой в переводе Ольги Никоновой «Серебро» впечатление портит неправильное ударение в слове «осока», которое рифмуется с существительным «рек/а». Отсюда, видимо, и – «осок/а». В заключительных строках – снова повтор неправильного ударения в том же слове и избитая рифма «огонь – конь». А так, произведение, можно сказать, удачное. Есть запоминающиеся образы, свежие метафоры. Например, та же осока, моющая в реке свои ноги.
В стихотворении Галины Гузенковой в переводе Виктора Лозовского «Я травы собираю у реки…» – нелады с рифмовкой. Автор или переводчик нарушают все правила стихосложения, рифмуя строки, как попало, а не в определённой последовательности. Некоторые строки вообще остаются без рифм, что не допустимо, когда остальные рифмуются.
В самом начале стихотворения Раисы Васильевой в переводе Людмилы Сухановой «Спой, соловушка…» на лицо – двусмысленность. Во второй строке автор или переводчик применяет уже другую форму глагола повелительного наклонения «спой» – «запой». Зачем, и что это меняет, не понятно. Можно подумать, что у кого-то «алкогольный запой» и автор об этом сообщает. Здесь же весьма неточная рифма: «приостановились – заискрилась». Повторяется два раза «молодость». Причём, повтор на усиление совершенно не играет. И самый главный недочёт – концовка: «Задержусь, пожалуй, я / Здесь… На этом свете!» Такое впечатление, что лирический герой перед этим был при смерти, или собирался покончить с собой и вот решил, так сказать задержаться.
Стихотворение Надежды Верас в переводе Алексея Палия «Ночь» в целом лишено грубых ошибок, но в конце автор или переводчик допускает существенный промах, предлагая ночи – отдохнуть минутку на своём плече? Представить это невозможно, да и как образ – звучит довольно карикатурно.
Стихотворение Геннадия Говора в переводе члена кандидатской группы РРО СП России Валентины Курмакаевой «Дикая груша» не очень впечатляет. С первой же строки режет слух надуманный образ стоящей возле дороги одинокой полусонной груши. Строка: «Как схоронили под ней молодого» – напоминает что-то цыганское. Только «романы» поют «молодая». Во второй строфе автор поясняет, что груша оказывается помнит «молодого солдата», но об этом нужно было сказать вначале. Потом опять путаница: «Пал голубок настоящим героем». Но речь здесь не о голубе, а о том же солдате. Подобное сравнение или ласковое обращение, мне кажется, было бы уместно в устах оплакивающей погибшего сына матери, или невесты. Здесь же это авторская речь.
Стихотворение Дарьи Дорошенко в переводе Ольги Кириленко «Журавли летят, судьбу курлычут…» тоже не лишено недостатков. Сразу же отметим, что «курлычут» – значит, издают характерные звуки. Ну никак не могут журавли «курлыкать» судьбу. Её обычно зовут. Также не может заклубиться снег. Клубится дым. Тем более, – не может он заклубиться «на тропинке» (какой?), и вдобавок, «на пути на птичьем» – иными словами, на небе. Непонятно, почему птичий путь пролегает «поверх наших мыслей»? Далее идут нелады со временем действия: сначала говорится, что снег «заклубится скоро-скоро», и вдруг, неожиданно, без всякого перехода – он уже ложится «вдоль дорог и пашен». Автор или переводчик допускает неправильное ударение на первом слоге в существительном «п/ечи», когда нужно – «печ/и» (ударение – на втором), оповещает, что «холодно зимой в Отчизне нашей», забывая, что банальная констатация факта не есть поэзия! Затем следует повтор первой строки с курьёзным утверждением, что якобы «журавли судьбу курлычут». Сообщается, что они летят «сквозь годы» – долго же им лететь! И в конце, выясняется, что летят они «по тропинке», – вероятно, той самой, на которой «скоро-скоро заклубится снег». Короче, куда ни кинь – везде клин. И вовсе не журавлиный.

30 ноября 2013 г.