ОБЩЕЛИТ.NET - КРИТИКА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, литературная критика, литературоведение.
Поиск по сайту  критики:
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль
 
Анонсы

StihoPhone.ru

Добавить сообщение

Организация авторского сознания в произведении А. Платонова "Дерево Родины".

Автор:


Рассказ «Дерево Родины» [1] был написан Андреем Платоновым в 1943 году. Именно этот год определяется современными историками, как время коренного перелома в Великой отечественной войне и начало конца фашистской Германии. Во многом, ощущение возрождающейся русской силы, задает своеобразный эмоциональный тон рассказа, который звучит на протяжении всего повествования «ровно, не усиливаясь и не ослабляясь. Он не имеет подъемов и опусканий, изменения скоростей и интенсивности. Его графическим: изображением была бы не волнообразная кривая, а горизонталь». На самом деле, мы приводим оценку [2] данную А.З. Лежневым стихотворению Б.Пастернака «Попытка душу разлучить». Однако эта характеристика, прекрасно описывает эмоциональную систематику рассказа.
В центре повествования находиться боец Красной Армии Степан Трофимов, призванный на фронт, в пехоту и попадающий после ранения в немецкий плен, принятый врагом за командира роты, и поэтому заключенный в тюрьму для проведения серии допросов. Помимо самого Трофимова в рассказе действуют еще несколько героев, структура диалогов которых и формирует само тело художественного текста, мир внутритекстуальной реальности.
Перейдем, к заявленной в заглавии статьи теме.
Для начала, нам необходимо ввести понятие субъект и объект речи. Субъект речи это тот, кто изображает и описывает, объект речи — все, что изображено и о чем рассказывается. Разные типы субъектов и объекты речи соотносятся друг с другом во внутритекстуальной реальности в нескольких пространствах:
а) Соотношение друг с другом в физическом пространстве внутритекстуальной реальности, то есть в пространственной динамике отношений.
б) Соотношение друг с другом во временном пространстве внутритекстуальной реальности, которое определяется соотношением времени рассказывания и времени совершения действия. Это внутреннее время рассказа, является временем героев, скорость движения которого, в данном случае, задается Андреем Платоновым, через выверенную авторскую систему смены событий.
в) Соотношение друг с другом в идейно-эмоциональном пространстве внутритекстуальной реальности, которое выражается через отношение субъекта речи к описываемому.
Однако, разбирая субъектную организацию рассказа, мы тут же столкнемся, со своеобразным распадом субъекта на две основных составляющих. На субъект речи и субъект сознания. Где, субъект речи - это тот кому приписана речь, в конкретном отрывке текста, тогда как субъект сознания — тот, чье сознание выражается в конкретном отрывке текста. Именно соотношение этих составляющих формируют внутритекстуальную динамику и задают движение сюжета, посредством, собственной внутре- внутретекстовой психологической эволюции. Данный тавтологический термин, характеризует наличие внутритекстовой реальности второго порядка или внутреннего мира героя.
Сразу хотим заметить, что подобный дуализм субъектов является универсальным свойством прозаической литературы и не позволяет отражать индивидуальную авторскую манеру субъектной организации художественного текста.
Если же, перед нами поставлена задача, выявить уровень индивидуальной субъектной организации рассказа «Дерево Родины», то нам необходимо совершить два принципиальных шага:
а) Определить конкретных субъектов действия в рассказе.
б) Определить их взаимодействие и взаимовлияние.
Разрабатывая пункт «а», мы получим следующую нисходящую схему субъектной организации рассказа:
1) Автор
2) Повествователь
3) Доминирующий герой
4) Герои второго плана.
5) Мерцающие герои.

Теперь, мы можем повести анализ субъектной организации в соответствии с задачей определенной в пункте «б». Здесь мы можем двигаться в двух направлениях: по восходящей, от мерцающего героя к автору и по нисходящей от автора к мерцающему герою. Мы выберем первый путь, так как это позволит нам более четко проследить логику развертывания субъектной реальности произведения, от малого к большему.
Итак, герои произведения, распадающиеся в нашем случае, на целых три составляющих. Система их соотношений выглядит следующим образом. В роли главного героя рассказа выступает крестьянский сын Степан Трофимов, охарактеризованный А.Платоновым, в кратком абзаце: «Степан Трофимов, был обученный, запасной красноармеец. Два года тому назад, он отслужил свой срок в армии и еще не забыл, как нужно стрелять из винтовки. Поэтому он недолго пробыл в районном городе и с очередным воинским эшелоном был направлен воевать с врагом на фронт». Кроме авторской характеристики, читатель видит самохарактеристику Степана: «…я на гречишной каше вырос и сеянный хлеб всю жизнь ел». Однако, несмотря, на подобную краткость, развернутая характеристика героя все-таки дается читателю, в монологах и диалогах Степана. Таким образом, мы можем зафиксировать следующий принципиальный момент. Степан, как главный герой рассказа это и носитель речи, и предмет изображения: он открыто стоит между читателем и изображаемым миром внутритекстовой реальности; внимание читателя рассказа сосредоточено преимущественно на том, каков он герой, что с ним происходит, каково его отношение к миру, психологическое состояние и т.д. На фоне, двух надсубъектов и двух подсубъектов, главный герой выделяется известной определенностью, житейско-бытового, и биографического облика и резкой характерностью эмоционально-психологического склада. Фактически он один обладает всей полнотой действий внутри сюжета и полнотой внутренней психологической эволюции, когда мы видим все перемещения героя в пространстве и времени внутритекстовой реальности. Однако, подобная динамика главного героя, должна задаваться внешними по отношению к нему субъектами. Сразу укажем на граничную применимость последнего тезиса. Дело в том, что «Дерево Родины», является ярким представителем жанра «военного рассказа». Характерной особенностью главного героя (человека военного), данного жанра, является высокий уровень внешней несвободы и определенная зависимость от внешних, по отношению к герою, событий внутритекстовой реальности. Соответственно, первоочередной становиться динамика внешняя, когда герой вынужден активно передвигаться по пространству физического мира внутретекстовой реальности. Внутренняя психологическая динамика, оказывается как бы вторичной по отношению к внешнему событию, и начинает характеризоваться по известной системе «вызов - ответ». Это хорошо видно на примере данной цитаты: «Трофимов побежал на врага, бившего в него огнем из тьмы, и остановился (вот, он, момент внешней динамики - прим. Н.Т.). Он остановился в недоумении, узнав впервые от рождения, что он уже больше не живет. Сердце его точно вышло из груди и унеслось наружу, и грудь его стала охлажденная и пустая (здесь мы фиксируем момент перехода динамики внешней, в динамику внутреннюю, через переживание героем определенных телесных ощущений - прим. Н.Т.). Трофимов удивился, оттого что ему теперь было не больно и пусто жить, и стало все равно, ни грустно, ни радостно, но он еще по привычке человека и солдата сказал: - Зря ты смерть пришла, ты обожди я потом помру», - и он упал в траву и откинул винтовку как ненужное оружие: пусть пропадет в траве и не достанется врагу». Здесь мы видим постоянное перетекание субъекта речи в субъект сознания и соответственную этому динамическую систему, о чем мы писали выше. Однако, само по себе, это перетекание, не может поддерживать динамику всего «военного рассказа».
Именно поэтому, внутри субъектного пространства произведения, действуют второстепенные и мерцающие герои.
При всей схожести терминов, это понятия во многом несхожие. Здесь мы имеем дело, с тонким авторским приемом Андрея Платонова, с его системой организации внутритекстовой динамики.
Итак, герои второстепенные. Эти субъекты, оказываются внешней по отношению к Степану, силой, являющиеся источником внешней динамики. Они предстают перед нами, то, как командиры Трофимова: «Командир, еще загодя сказал красноармейцам, чтобы они не стреляли, и Трофимов лежал, молча» (курсив мой – Н.Т.), то как неперсонифицированные враги: «Немцы постреляли еще, но вскоре умолкли, и снова стало тихо как в мирное время […] и Трофимов заскучал» (курсив мой – Н.Т.), то в виде врага в схватке или офицера ведущего допрос. В отличие от главного героя, он не имеют практически никакой внеязыковой конкретики и представляются нам лишь в диалогах с Трофимовым. Кроме того, они не имеют развернутой внутренней динамики, их психологическое состояние показывается нам опосредованно, лишь как ответное действие, на «вызовы» главного героя, например, в сцене схватки с врагом:
«- Ну? – спросил его Трофимов и чуть ослабил вои руки, чтобы выслушать погибающего.
- Русс… Русс, прости!
Трофимов отказал:
- Нельзя, вы вредные.
- Русс, пощади! – прошептал немец
- Теперь уж не смогу прощать тебя, - ответил Трофимов врагу. – Теперь уж не сумею… у меня мать есть, а ты ее сгонишь с земли».
И он убивает врага ударом приклада. Здесь мы видим краткое психологическое действие второстепенного героя, который появляется в рассказе внезапно и тут же бесследно исчезает, продвинув действие главного героя на один шаг вперед.
Так же проходит сквозь рассказ немецкий офицер, ведущий допрос:
«Немецкий офицер взял со стола револьвер.
- Сейчас вы научитесь.
- Убьешь, что ли? – спросил Трофимов.
- Убью, - подтвердил офицер.
- Убивай, мы привыкли, - сказал Трофимов.
- А жить не хотите? – спросил офицер.
- Отвыкну, - сообщил Трофимов».
Если рассматривать, выведенные в начале статьи, три пространства, взаимодействия субъектов, физическое, временное и идейно-эмоциональное, то надо отметить, что все взаимодействие главного и второстепенных героев происходит в основном в физическом пространстве и в малой степени, в идейно-эмоциональном. Взаимодействие идет на уровне субъектов речи.
Совершенно другую функцию выполнят в рассказе мерцающие герои. Но для начала поясним само наименование термина. Данные герои, так же как и второстепенные, входят в рассказ на короткое время. Однако в отличие от героев второстепенных они задают внутреннюю динамику движения героя, именно они определяют развитие внутретекстовой реальности второго порядка, о которой мы упоминали выше. Их роль необычайно важна, потому что появляясь в рассказе на краткое время, буквально «вспыхивая» одним предложением, они являются теми импульсами, что обеспечивают ровное и мощное движение психологической эволюции главного героя и, в общем, формируют тот «эмоциональный тон» рассказа, о котором, мы писали в самом начале.
Самое важное для нас, что эти герои, являются воплощениями четырех основных жизненных сфер Трофимова. Это мать – как воплощение Родного народа. Это листок Божьего дерева и пустующее поле - как воплощение Родной земли. Это портрет Пушкина и русские книги на полках – как воплощение Родной культуры. И это Сердце – как воплощение человеческой жизни. Здесь надо отметить определенную мифологичность выделенных сфер и их символов. Заметим, однако, что мы имеем здесь дело не с мифологической архетипикой а с реальными героями рассказа, не менее реальными, чем сам Трофимов и его враги. Просто в отличие от героев второстепенных, мерцающие герои взаимодействуют с субъектом сознания и, взаимодействие это происходит, в первую очередь в идейно-эмоциональном и временном пространствах, лишь слегка затрагивая пространство физическое.
Таким, образом, мы выделили из субъектного пространства рассказа «Дерево Родины», динамическую систему героев. Определили уровни этого взаимодействия и точки пространства их пересечений. Но главное, что необходимо отметить, данные взаимодействия, являются взаимодействиями сюжетообразующим, т.к. сюжет есть организация того или иного материала с точки зрения какого-то сознания. В нем открываются концептуальные принципы этой организации, активность сознания, обнаруживающая себя в поэтике произведения. Это сознание, в свою очередь, организует другие сознания, так что «возможно рассмотрение субъектной организации произведения на уровне синтагматики», т. е. сюжет предстает как система «последовательностей, в которых находятся в произведении субъекты речи и сознания — последовательностей, определяющих смену, сцепление соответствующих отрывков текста...» [3].
В конечном счете, сюжет предстает как система форм взаимодействия, диалога субъекта с другими сознаниями, где и обнаруживается смысл, точка зрения на мир, заключенная в структуре произведения, система форм его сюжетной организации.
Однако, сам по себе сюжет вообще, и сюжет данного рассказа в частности, не может состояться без высших членов субъектной структуры, а именно повествователя и автора. Следуя принципам, восходящего анализа, рассмотрим субъекта-повествователя.
Сразу предостережем, от возможной ошибки, а именно установления знака тождества между повествователем и рассказчиком. На самом деле это два принципиально разных субъекта произведения и если первый присутствует в рассказе, то второй в рассказе отсутствует.
Рассмотрим фигуру повествователя. На наш взгляд, наиболее точно этот уровент субъектной организации охарактеризовал Б.О. Корман. Он выделял повествователя, определяя его как «не выявленного, не названного, растворенного в тексте» носителя речи, отличающегося от рассказчика, который определяется как «носитель речи, открыто организующий своею личностью весь текст». При этом рассказчик является наиболее удаленной от автора, объективированной фигурой, в особенности — сказовый: «Рассказчик в сказе не только субъект речи, но и объект речи. Вообще можно сказать, что, чем сильнее личность рассказчика обнаруживается в тексте, тем в большей степени он является не только субъектом речи, но и объектом ее» [4].
Если показывать это текстуально, то особенность фигуры повествователя, мы можем увидеть из следующей цитаты: «Трофимов оживился, повеселел и побежал вперед за командиром. Он понимал, что чем скорее, он будет бежать вперед, на врага, тем раньше, возвратиться назад в деревню, к матери (курсив мой – Н.Т.).
В лесу было неудобно бежать, и не видно, что делать. Но Трофимов терпеливо сокрушал сапогами слабые деревья и ветки и мчался вперед с яростным сердцем, с винтовкой наперевес». Все, что мы можем узнать из данной цитаты, сообщается нам повествователем, который как бы неотрывно следует рядом с героем и заполняет, то текстовое молчание, когда мы наблюдаем внешнюю динамику действий Степана, и не слышим его внутренних диалогов. Это первый принципиальный вывод. Второй вывод связан с высокой текстовой пластичностью повествователя, и его способностью, мгновенно замолкать, чтобы дать читателю возможность услышать внутренний голос главного героя (обратите внимание на наш курсив в цитате).
Кроме того, что является очень важным, время повествователя и время главного героя является синхронизированным. Это не позволяет повествователю, в отличие от рассказчика знать будущее развитие событий, забегать вперед во времени, и позволяет читателю, проживать действия одновременно с героем.
Надо сказать, что субъекту повествователя, зачастую ближе всего субъект автора, так как авторская позиция выражается преимущественно через повествовательный текст. Однако для рассказа А. Платонова этот тезис неверен. Здесь авторская позиция содержаться в сложноорганизованной структуре внешней и внутренней коммуникации главного героя. Но в тоже время, автор оказывается шире отдельного героя и здесь перефразируя известное сравнение автора и повествователя сделанное Б.О. Корманом, мы можем сказать, что авторская позиция богаче позиции главного героя, поскольку она во всей полноте выражается не отдельным субъектом речи, как бы он ни был близок к автору, а всей субъектной организацией произведения.
То есть, автор рассказа, оказывается носителем сознания, которое не совпадает не с одним сознанием, выраженными субъектами речи; оно представляет всю целостность произведения. Автор, присутствует во всем тексте целиком, но его нельзя обнаружить в отдельных цитатах, как мы это делали с другими субъектами. Фактически «автор— последняя инстанция, живущая и вне текста, и внутри него и воплощающаяся при помощи «всей субъектной организации», которая определяется как «соотнесенность всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи — теми, кому приписан текст (формально-субъектная организация), и субъектами сознания — теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организация)»[5]
И здесь мы можем обнаружить наличие диалогичности рассказа, ведь мы пришли к выводу, что отдельные части теста имеют своих субъектов, но в тоже время весь текст целиком имеет только одного субъекта – автора. Данное противоречие, возможно, разрешить, только если признать диалогичность построения рассказа. То есть, перед нами реально предстает драма отношений сознания автора и «других», владеющих определенной внутритекстуальной самостоятельностью. То есть автор является субъектом диалогического отношения к «другому». И здесь мы уже начинаем говорить о таком явлении как «концепированный» автор, то есть такой субъект рассказа, который «пронизывает собой, своим мироотношением весь художественный текст. Нельзя не считаться с тем, что его голос с той или иной степенью преломления слышен (не может не слышаться!) в голосах действующих лиц и носителей собственно повествовательного речеведения (от речь + ведение – прим. Н.Т.), будь то «нейтральный» повествователь, персонифицированный повествователь (Icherzahler) или рассказчик в сказовой форме повествования. Тем самым «образ автора» открывается читателю внутри художественного текста, поскольку предоставляется слово носителям речи, в той или иной степени близким автору, удаленным от него, но обязательно с ним связанным. Все это определяет «концепированного автора» как «внутритекстовое явление»[6]
Надо, однако, заметить, что это общетекстовая проявленность автора в рассказе, нисколько не умаляет роли других субъектов повествования и в первую очередь главного героя. Авторская позиция постоянно корректируется вместе с изменениями позиций субъектов. Сравните две цитаты:
«Он (Степан Трофимов – прим. Н.Т.) опустился на пол, закрыл лицо руками и стал тихо плакать - по матери, по родине и по самому себе».
И
«Он (Степан Трофимов – прим. Н.Т.) решил задушить руками любого врага, который заглянет к нему в камеру, потому что если одним неприятелем станет меньше, то и Красной Армии станет легче».
В этих противоречивым, но закономерных изменениях душевного настроя, мы видим, что закрепленности авторской концепции в качестве «образа автора» внутри текста способствует многосложность и неоднозначность отношений между позицией художника и теми позициями, которые занимают субъекты речи вообще и субъекты — носители повествования в том числе.
Мы рассмотрели все основные фигуры субъектной системы произведения рассказа «Дерево Родины». Проведя подобный анализ, мы можем определить позицию автора как некоторое преодоление им чужих сознаний на уровне сюжетно-композиционной структуры произведения, и придти к выводу, что на внутриструктурном уровне произведение предстает, как сложное полифонично звучащее динамическое взаимодействия разнородных сознаний или даже процесс.


Библиография.

[1] Платонов А.П. Дерево Родины / Венок славы. Т. 1. М., 1987. С. 238

[2] Лежнев А. Борису Пастернаку / Красная новь. 1926. № 8. С. 207

[3] Корман Б. О. Целостность литературного произведения. и экспериментальный словарь литературоведческих терминов. Куйбышев, 1981. С.50

[4] Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972. С. 32

[5] Корман Б. О. О целостности литературного произведения / Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1977. Т. 36. № 6. С. 508.

[6] Рымарь Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж, 1994. С. 77



Отзыв:

 B  I  U  ><  ->  ol  ul  li  url  img 
инструкция по пользованию тегами
Вы не зашли в систему или время Вашей авторизации истекло.
Необходимо ввести ваши логин и пароль.
Пользователь: Пароль:
 

Литературоведение, литературная критика